(ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ) - Игорь Афанасьев

— Говорят, вы и свои песни пишете? — неожиданно подала свой тихий голос чемпионка.

— Писал, — покачал головой Филимон.

— А почему в прошедшем времени? — искренне удивилась девушка.

— Наверное потому, что все мы здесь как бы в прошедшем времени, — спокойно ответил Филимон и неожиданно для самого себя вспомнил давно не игранную мелодию вальса:

Мы поссорились с другом,Повод — сущий пустяк…Телефон острым зудомПопадает не в такт.Бесполезные споры,Словно замкнутый круг…Но друзья после ссорыВозвращаются вдруг:На стук колес, на детский плач,На боль утрат и неудач,На зов трубы в лихом бою,На песню грустную мою,Весной — на звонкую капельИ секундантом — на дуэль!На суд людской,На страшный суд,Друзья — придут.Докурю сигаретуИ закрою окно,Город в красках рассвета,Как цветное кино.Мы сидим в кинозале,И конечно, не вдруг,Где-то в самом финалеВозвращается друг:На стук колес, на детский плач,На боль утрат и неудач,На зов трубы в лихом бою,На песню грустную мою,Весной — на звонкую капельИ секундантом — на дуэль!На суд людской, На страшный суд,Друзья — придут.

Водку допили, песни допели.

Девушка напросилась в гости еще раз, а когда Филимон любезно пригласил ее приходить в любое время, то Бэн многозначительно покачал пальцем перед его носом.

— Что ты там про дуэль распевал?

Это был хороший признак — Бэн выходил из «мертвой петли».

В эмиграции это удавалось не всем.

Проблемы, скрытые комплексы, противоречия — всё это, словно гидропонные помидоры, приобретало в новых условиях новые гипертрофированные размеры. День ото дня, на работе и в кругу друзей,

Филимон накапливал информацию о своих и чужих проблемах, и жизнь в добровольной ссылке стала терять флёр импрессионизма и приближаться к жанру чёрно-белой фотографии.

На острове было тесно.

Вокруг него бились волны громадных денег украинского делового мира, пролетали тайфуны головокружительных финансовых взлётов и стремительных падений, блистающий мир экономического чуда дразнил своей доступностью и, казалось бы, неограниченными возможностями.

Людям с большими амбициями и планами нужно было набраться смелости и рисковать, отчаливая из спасительной бухты. Многие так и поступили: одни доплыли до молочно-кисельных берегов украинской элиты, другие — канули в неизвестность, не оставив даже следа на воде.

Эти наблюдения и размышления привели Филимона к мысли о создании оригинального телесериала «Остров»: смешные и грустные телевизионные зарисовки должны были воссоздать атмосферу жизни его бывших земляков в новой стране.

Он изложил свою идею боссу.

Марко выслушал внимательно, ответил уклончиво, но денег на фильм не дал. Упрямый Филимон занял деньги у друзей, нанял актёров, уговорил бородатого Алекса и с его и Божьей помощью снял материал для первой серии самостоятельно.

Оставалось смонтировать фильм.

Марко Пивень пообещал дать время и технику чуть позднее — и тут же увеличил количество репортажей с Подола, так, чтобы Филимону и вздохнуть было некогда. В текучке ежедневных хлопот скончалась последняя соучастница проекта — надежда.

Но жизнь, всё равно, была прекрасна.

На острове происходили грандиозные события: свадьбы, похороны, рождение детей, внуков. Особо важным этапом жизни был процесс получения украинского гражданства. Процесс это был сложный, он включал в себя экзамен по украинскому языку, а также по истории Украины. Кроме того, все мужчины до пятидесятилетнего возраста должны были доказать своё умение ездить верхом, владеть шашкой и стрелять без промаха, а женщины не старше восьмидесяти — овладеть мастерством качественного приготовления вареников.

Женщины справлялись с задачей легче: они с трудом разбирались во всех хитросплетениях и столкновениях украинского гетманства, но вареники перевешивали знание истинной роли Богдана Хмельницкого в заключении союза с Россией.

Мужчинам приходилось мучительно осваивать козацкие премудрости, и на этом поприще процветали школы верховой езды, фехтовальные клубы и стрелковые тиры. Для оплаты этих упражнений эмигрантам с легальным статусом государство выделяло специальные гранты, а уж нелегалам приходилось набивать шишки и синяки за свой счёт. Но получение гражданства компенсировало все перенесённые страдания: бесплатная медицина, пенсия, квартиры со сниженной стоимостью, талоны на питание — все эти кирпичики беззаботной старости лежали на вершине труднодоступной горы.

Подозревалось, что есть и другие способы обеспечить старость: украинские газеты регулярно помещали статьи о страшной американской мафии, пустившей глубокие корни в украинском чернозёме. Приводилось в пример количество ресторанов и магазинов, куда не зарастала «народная тропа», и журналисты задавали резонный, на первый взгляд, вопрос — зачем платить государственную помощь людям, которые на ужин в ресторане тратят месячное пособие.

Приёмом классической демагогии газетчики сводили вместе «ежа и ужа» и полученной в результате скрещивания колючей проволокой опутывали весь остров эмигрантов. Никто из журналистов не удосуживался провести элементарное социологическое исследование и убедиться в том, что если старики и приходили в рестораны, то по праздникам, которые устраивали их успешные дети, а в будний день они скрупулёзно вычитывали рекламы в магазине и выискивали куриные ножки не по тридцать девять, а по двадцать девять, либо — по тридцать девять, но с купоном в двадцать копеек на следующую покупку.

Но были и прецеденты.

Особо шумным было дело керосинщиков.

Умные люди обнаружили брешь в законодательстве суверенного государства и немедленно вставили в это отверстие свой алчный нос.

Филимону пришлось подробно освещать этот судебный процесс, и он, в целом осуждая нарушителей закона, пришёл в полный восторг от расторопности и сообразительности земляков.

— Представьте себе некую фирму «А», которая занимается поставками керосина для авиационных компаний, — важно излагал свою речь государственный обвинитель, — она должна платить налог на доход от проданного продукта в размере 42 %. Но некоторые лица находят в справочнике другую градацию уплаты налога — 23 %. Именно столько должны платить те, кто доставляет керосин в отдалённые районы страны, лишённые электричества. Представьте себе, — потрясал руками прокурор, — ещё в начале двадцать первого века в Украине были такие районы, и этот закон был принят в те трудные времена. Что делают обвиняемые? Они открывают массовую продажу керосинок, причём, при покупке керосинки за одну гривну, дарят покупателю купон на приобретение бутылки водки, а затем подписывают с этим человеком контракт на поставку керосина в течение года. Контракты прикладываются к финансовым отчётам, керосин продаётся частным владельцам самолётов, а сумма налогов, принадлежащих государству, кладётся в карман!

В этой части обвинительной речи в зале суда раздались аплодисменты и крики «браво», судья вынужден был удалить зрителей из зала, и финал процесса прошёл без излишнего ажиотажа, с частным определением в адрес контрольных органов, которые за пять лет не удосужились соотнести размер керосинки и количество сжигаемого в ней, в течение года, продукта горения. Обвиняемые вернули государству по одному жилому дому, уплатили по три миллиона штрафа и ушли на пять лет в тюрьму, оставив безутешным семьям по загородной вилле, действующему ресторану или магазину и скромные средства на счетах верных друзей для достойного пятилетнего ожидания свободы.

Зато теперь у каждого эмигранта в доме была керосиновая лампа.

Один из зрителей прислал такую лампу Филимону.

Однажды испытав старинное приспособление, Фил стал просто в обязательном порядке разжигать керосинку, усаживаясь по вечерам за работу.

Мерцал голубой экран компьютера, подрагивал жёлтый огонёк лампады и фразы складывались в абзацы.

Глава седьмая. День Победы

Филя напрасно ожидал от школы больших неприятностей. Первых четыре года он успешно эксплуатировал свою блестящую память и неиссякаемую энергию, посему домашние уроки готовились в полчаса, и дальше можно было жить нормальной человеческой жизнью — гонять в футбол, играть в «буру» и в «очко» на крыше сарая или затянуться с пацанами сигареткой «Шипка», а то и «Примой»- у кого что курили родственники. Иногда, конечно, доставались экзотические экземпляры, — так, например, друг Сашка притащил болгарские сигареты с фильтром, а сам Филька выудил из дедова серебряного портсигара несколько душистых папирос с иностранным названием «Герцеговина Флор». Регулярно дед курил «Казбек», а эти папиросы хранил в портсигаре и выкуривал одну — две в День Победы, девятого мая.